Забулдыжная жизнь - Страница 97

— Это тебе подарок! — пьяно засмеялась Магда.

Опухшие от бессонницы и выпитой водки мозги дали сбой, уши заложило ватой. Винт побагровел, схватил за ошейник собаку и с такой силой запустил её с балкона, будто пытался вывести на околоземную орбиту. Глухой удар упавшего на землю тела дал понять: запуск не удался. Задыхаясь от ненависти, Магда показала неприличный жест из американских фильмов. Этого оказалось достаточно. Вслед за Бакси с балкона вылетела ее богиня.

Женский организм оказался гораздо крепче собачьего. Магда отделалась переломами челюсти и рёбер. Винта не закрыли: связи и отказ потерпевшей стороны от обвинений в обмен на квартиру решили исход дела. Виновник трагедии ни на шаг не отходил от переломанной сожительницы. Поил бульонами, жидкой манной кашей; нанял иглотерапевта-массажиста с раскосыми восточными глазами, скорее всего казаха, выдающего себя за китайца. Спустя полтора месяца, изрядно похудевшая Магда вернулась в строй. Прихрамывая и держась за стены, она уверенно шла на поправку. «Даже выглядеть стала лучше! Помолодела что ли?» — с удивлением подметил осунувшийся Винт.

Странно, но после этого они продолжали жить вместе. На Пасху пригласили друзей. Все выглядело чинно: дорогой алкоголь и закуска; разговоры, шутки… В разгар застолья Магда обняла сидевшего рядом директора фирмы и поцеловала взасос. Директор выпучил глаза и не знал, как себя вести. Винт подмигнул ему и вывел Магду на кухню.

— Зачем ты меня провоцируешь?

— Потом узнаешь!

Она вырвала руку и вернулась в зал. Гулянка утратила былое веселье и напоминала поминки. Под разными предлогами гости покинули хлебосольный дом. Винт курил на кухне, когда острая боль прошила спину. От неожиданности он вскрикнул и повернулся. Магда хищно прищурилась. С ножа в ее руке капала кровь. Винту не хватало воздуха, глаза затянуло мутной пеленой. Из последних сил, он распахнул окно и оперся на подоконник.

Очнулся Винт в реанимации. Боли не было. Винт ждал, когда придет Магда и объяснит что к чему. Вместо нее явился коренастый следователь. Из допроса выяснилось, что милицию вызвали свидетели случившегося. Винт не особо горевал по поводу своего падения из окна: «Магда встала на ноги через полтора месяца, я встану через два!» Из реанимации его перевели в одноместную палату с кроватью, похожей на скамью для пыток. В тот же вечер его навестила Магда. Положила на тумбочку блок сигарет, пачку чая и кулек леденцов.

— Следователь был? — спросила она как бы между прочим.

— Приходил. Спрашивал про ножевую рану. Сказал, что ничего не помню.

— Ладно, — Магда закусила губу. — Забашляю кому надо — утрясут. Сам-то как?

— Терпимо.

— Слушай, у тебя в фирме деньги лежат. Я хотела взять, но директор… Надо с прокуратурой вопрос решить, а дома ни гроша.

— Возьми.

Магда появилась через неделю. В палату не зашла, остановилась на входе. Винт не мог шевельнуться от боли.

— Я сейчас в прокуратуру тороплюсь, дело закрыли за отсутствием состава преступления. Осталось какие-то формальности соблюсти. Слушай, — Магда нахмурила выщипанные брови, — после выписки возвращайся к родителям. Врач сказал, ты свое отбегал. А я при тебе сиделкой быть не собираюсь.

Печатная машинка внезапно замолчала. В кабинете повисла тишина. Было слышно, как кто-то кашляет в коридоре, как за окном ругается какая-то баба. Следователь окинул Магду уставшим взглядом. Та, как ни в чем не бывало, рылась в сумочке.

— Я вам не мешаю? — спросил он.

Магда подняла на него безразличные глаза.

— Нет, телефон ищу. Наверное, дома оставила.

Мужчина подошел сзади и слегка навалился, придавил ее грудью к столу. Тихо, почти шепотом, сказал:

— Дело закрыто по решению сверху. Уверен, что без вашего участия не обошлось, — он выдержал паузу. — Ответьте без протокола, зачем вы это сделали?

Магда пыталась освободиться от тяжести мужского тела, но безрезультатно.

— Вам знакомо такое понятие как сатисфакция? И не давите на меня!

Следователь выпрямился, вытащил из кармана пропуск.

— Я вас большьше не задерживаю!

Семеныч

«Все дни человека — печаль, и заботы его — это скорби»

(Соломон)

Он пришел ко мне вечером в драповом пальто, кепке из такого же материала, на руках — лайковые перчатки. Весь черный, как гуталин. Только лицо светлым пятном расплывалось перед моими близорукими глазами. Нежданный гость сел на стул, немного помолчал, будто хотел раскрыть страшную тайну и все никак не решался. Наконец выдохнул:

— Мать умерла. Сегодня сорок дней. — сказал и опустил глаза, принялся стряхивать с брюк невидимую соринку.

В его голосе звучала такая тоска, что мне стало не по себе. Уж я-то знал, как он презирал матушку. Откуда взялась такая печаль, такая мука? Может, вспомнил какие-то редкие минуты, когда был счастлив с ней? Навряд ли. Она даже не знала кто его отец. Ляпнула в загсе пришедшее на ум имя. С той поры он стал Семенычем.

Их почти ничего не связывало. Почти… Кроме обрывков памяти. Ее лишили родительских прав, а его определили в детский дом. Она ни разу не навестила его за все пять лет пребывания в школе выживания. Да, наверное, и вовсе забыла о его существовании. Жила своими заботами: гудела дни напролет с теми, кто нальет.

Семеныч поднялся. На мою просьбу остаться, безнадежно отмахнулся и вышел в прихожую. Почти без шума за ним закрылась дверь.

Ночь выдалась душная и темная. Казалось, будто на мир выплеснули расплавленный гудрон. Тот заляпал фонари, залил щели, в которые проникал чахлый ветерок. Редкие прохожие давно растаяли в свете фонарей, исчезли, прихватив с собой безразмерные тени. Он сидел на скамье под старым кряхтящим тополем. «Как бы ни рухнул», — думал Семеныч, то и дело оборачиваясь. Пахло грозой. Домой идти не хотелось. Да и что там делать? Смотреть на пьяную мамашу и на ее очередного ухажера? Тот, завидев отпрыска «возлюбленной», напускали на себя важный вид: алкаш, с куриной грудной клеткой, напрягал усохший бицепс и уверял, будто способен согнуть кочергу. «Какая кочерга? — думал Семеныч. — С такой мускулатурой только пластилин мять!» Другой, плешивый ханурик, с редкими черными зубами и в мятой, обвисшей майке, учил тюремному этикету: