Забулдыжная жизнь - Страница 29

Вторая была полиглотом, но совершенно не дружила с кулинарией. Однажды она сварила макароны, перевернула кастрюльку и стукнула по ней миниатюрным кулачком. На тарелку выпало нечто, отдаленно похожее на торт, обильно политый глазурью. «Donner-wetter!» — удивленно воскликнула она. Дело было за малым — положить в центр вишенку и начать пиршество. Как назло, вишни в доме не оказалось. Коля пошел на рынок и пропал. Между прилавками он познакомился с третьей спутницей жизни.

Света жила в частном доме на другом краю города. Румяная, с огоньком в глазах девица по утрам растягивала эспандер, упражнялась с гантелями и пила по хитрой методике перекись водорода. В ее организме клокотала энергия вулканической лавы. Коля вел себя скромно и деликатно, дарил ромашки и читал Ахматову.

Будучи романтиком, он мечтал о возвышенном. Ему хотелось чего-нибудь чистого и непорочного. Как-то перед сном он заявил, что анальный секс помогает от запора. Света стукнула его по голове вазой. В отличие от керамического сосуда, расписанного непропорционально сложенными эллинами, Клячин остался цел, хотя и был слегка контужен. Он любил Свету, но насилия над собой простить не мог.

Духовная жажда была утолена, и мы двинули в ларек. Вокруг царила красота. Омытая дождем листва шептала о любви, в лужах плескались облака. По пути нам подвернулись две барышни. Они сидели на лавочке, как рыбаки в ожидании клева. Одна из них по конфигурации напоминала пропитый накануне самовар, другая выглядела лучше.

— Знаешь, — сказал Коля, — общество без женщин неполноценно. Предлагаю зачислить их в наш партизанский отряд.

Я проявил толерантность и не возражал. Ценитель изящности подсел к бесформенной гражданке. Не давая опомниться, он представился:

— Реставратор Клячин!

Он галантно поцеловал ручку самовара. Запыхтев, тот со свистом выпустил пар:

— Зоя, работник библиотеки!

Мне показалось, что из Зоиного рта посыпались буквы. Алфавитные знаки падали на тротуар и разбегались в разные стороны.

Я присел на краешек скамьи рядом с чугунной урной.

— А вы представитель какой профессии?

Зоина подруга посмотрела на меня и улыбнулась. Лучше бы она этого не делала — отсутствие переднего зуба чертовски портило впечатление. Ее узкая кисть с длинными тонкими пальцами напоминала вилку. Машинально воткнув ее в шевелюру, она лениво поковырялась в ней. Я ожидал, что она вытащит кусочек мозга и предложит мне продегустировать. К счастью, этого не произошло. Поправив мочалку на голове, девушка прикрыла щербатый рот ладошкой.

— Мое призвание — медицина.

«Хорошо, — подумал я. — Значит, есть шанс остаться здоровым!» Как выяснилось позже, и та и другая работали поломойками в упомянутых учреждениях. Но это нисколько не умоляло их достоинств, главным из которых являлась доброта. Иными словами — безотказность. Закончив быстротечное знакомство, мы квадригой двинулись к намеченной цели. Наши одухотворенные физиономии так гармонично смотрелись, что со стороны могло показаться, будто две семейные пары совершают утренний променад.

У киоска Коля небрежно вытащил из кармана ворох купюр.

— «Беленькой» возьмем?

— Лучше «красного». От водки я становлюсь неадекватной, — женщина-самовар капризно надула губки.

— «Красненького» так «красненького». Я с женщинами нежен не по средствам. В штанах моих звенит совсем не мелочь! — перешел на стихотворный шаг Коля и, удивляясь своим талантам, засмеялся.

Зоя представила, что может там звенеть. Она мечтательно повела бровью, томно вздохнула и нарисовала в воображении колокольный язык и пару бубенчиков. Коля наклонился к окошечку. По щедрости он напоминал олигарха или арабского шейха.

— Дайте десять бутылок «Агдама», пару бутылок лимонада, рыбные фрикадельки в томате и блок «Явы».

Обратный путь оказался гораздо короче: предвкушение дикого разгула вынуждало двигаться энергичнее.

Забаррикадировавшись в квартире, мы приступили к более детальному знакомству. Беззубую звали красиво и таинственно — Лаура. Мне предстояло сыграть роль Петрарки, и я стал вживаться в образ.

— Прекрасна жизнь на вид, но день единый, что долгих лет усилием ты воздвиг, вдруг по ветру развеет паутиной, — это единственное, что я помнил из опусов великого итальянца.

Лаура выслушала мою тираду с улыбкой Моны Лизы и ответила афоризмом:

— Жизнь хороша, когда пьешь не спеша!

На этом разговор о зарубежной поэзии был исчерпан, и мы перешли к классикам русской литературы. Нездоровый интерес у Зои вызывали произведения о вампирах и утопленниках. После четвертой бутылки она блеснула эрудицией. Ее глаза светились сакральной мудростью, а поднятый к потолку палец требовал внимания. Сначала она назвала автора «Мертвых душ» Гегелем, а затем его же перу приписала пьесу «На дне».

— Я про этих жмуров раза три читала! — гордо объявила Зоя.

После откровений библиотекаря Клячин перестал закусывать. Он хмелел на глазах, но старался выглядеть комильфо. Продолжалось это недолго. Вино победило. Упав на колено, Коля ловил расфокусированным зрением Зоин взгляд и сулил сказочную ночь. Завороженная обещаниями любительница литературы схватила его за голову и прижала к груди. «Как бы он не задохнулся!» — подумал я, но все обошлось. Тянуть резину не имело смысла, и мы пришли к консенсусу, что пора переходить к коитусу. Коля с Зоей оккупировали диван, нам с Лаурой пришлось ютиться в кресле-кровати. Было тесно, как в гробу. Прижавшись к новой знакомой, я закрыл глаза: в темноте она казалась привлекательнее. Даже пружинки ее сожженных химической завивкой волос походили на шелковистые кудряшки.