Глызин подражал американским миллионерам: делал маникюр, укладывал с помощью бриолина тонкие волосинки, по воле случая задержавшиеся на голове; ходил по квартире, не разувшись, вызывающе поскрипывая кожаными подметками. Он шаркал туфлями о коврик в прихожей и прямо в них заваливался на сафьяновый диван, приобретенный в антикварном магазине. На замечания жены Глызин реагировал слабо: отмахивался, закуривал похожую на обрезанный черенок лопаты сигару и стряхивал пепел на ковер. Это настолько нервировало Серафиму, что ей хотелось стукнуть мужа. Больше всего раздражала вонь от носков — после того, как Сергей Лукьянович скидывал обувку. Свой запах Глызин не чувствовал и упрекал жену в придирках.
Домработница абсолютно не реагировала на заскоки хозяина, считая, что так и должно быть. Она молча протирала за ним следы, сметала в совочек табачный пепел и беспрекословно выполняла все, что ей ни говорили. Бессловесное животное, как называл ее Глызин, получало двести долларов в месяц и ютилось в маленькой комнатушке около входной двери. Вот и сейчас она шуршала на кухне, натирая до блеска фарфоровые чашки из сервиза то ли князей Юсуповых, то ли других царских родственников.
— Серж, — обратилась к мужу Серафима. — Мне срочно нужны деньги! — Она вытянулась в струнку и задрала подбородок.
— На что тебе? — Сергей Лукьянович поморщился.
Глызин не жалел средств на себя, но был скуп по отношению к жене. Ему казалось, что она требует больше, чем нужно.
— Есть вещи, о которых женщине неудобно говорить даже близкому человеку.
— Блажь это. Обойдешься! — ответил он и предался думам.
«Зачем ей деньги? Никуда не ходит, с голоду не пухнет, дом — полная чаша. Своими капризами она толкает меня в бездну нищеты! — Он поднялся с кресла и бросил взгляд на картину в дорогом резном багете. — Такую прелесть купил, а ей какие-то вещи!»
— Нет у меня денег! — отрезал Сергей Лукьянович.
Он врал, боясь лишиться ломаного гроша. Денежки лежали во внутреннем кармане пиджака и грели душу Глызина лучше всякой телогрейки. Серафима подскочила к мужу. Огонек брезгливости вспыхнул в ее прищуренных зеленых глазах.
— Жлоб! Индюк, возомнивший себя орлом!
Сухо, как выстрел, прозвучала оплеуха.
— Не забывай, кто из нас добытчик, а кто дармоед! — Глызин потирал отбитую ладошку.
Он первый раз в жизни ударил жену и испытывал неловкость. Такого унижения Серафима еще не знала. Вязкое марево заволокло мозги, женщина не отдавала себе отчет. Ее тонкие, побелевшие от напряжения пальцы сжимали надраенную до блеска бронзовую статуэтку Гестии — богини семейного очага. Глызин развалился на полу, как загорающий курортник, и беззаботно раскинул руки и ноги. Серафима опомнилась, бросила Гестию на диван.
— Серж! — робко позвала она и склонилась над мужем.
Серж не реагировал. Серафима обшарила его карманы и вытащила портмоне. В комнату заглянула домработница. Ее массивная челюсть медленно отвалилась и напоминала тиски.
— Взял и помер, подлец! Одни неприятности от него! — Серафима поднялась, сделала обиженное лицо. — Помоги!
Она схватила мужа за ногу. Башмак слетел, заставляя поморщиться. Домработница стояла, как вкопанная, и не сводила глаз с золотой цепи, выползшей из ворота рубахи.
— Возьмешь себе, только держи язык за зубами! — пообещала Серафима, заметив жадный взгляд.
Женщины не успели затащить труп в ванную, как дверной звонок захлебнулся от рыданий. Серафима убрала с лица прядь волос.
— Открой! — голос ее дрогнул.
На пороге стояли два мужика. Один из них держал в руке видавший виды саквояж.
— Вызывали? — Они прошли мимо домработницы в прихожую. — Ну, что тут у вас за трагедия?
Пожилой, интеллигентной внешности сантехник поправил на носу очки-велосипеды. Его более молодой напарник с любопытством изучал фигуру хозяйки. Серафима плохо соображала, что от нее хотят. Она машинально махнула рукой в направлении санузла и прислонилась к косяку. Слесарь заглянул в туалет, снял очки и протер линзы носовым платком. Пораженный увиденным, он умело скрыл свои эмоции.
— Забавно! Там, кажется, кто-то умер!
От подстриженной бородки сантехника веяло библейской святостью, и сомневаться в правдивости его слов не приходилось. Серафима за рукав потянула слесаря в гостиную. Ей хотелось как можно быстрее вынести сор из избы.
— Помогите ради бога! — взмолилась она. — Вы можете расчленить труп и выкинуть на помойку? Сейчас все так делают.
Прислушиваясь к разговору и озираясь, за ними волочился напарник сантехника. Пожилой слесарь встал посреди комнаты и с интересом стал рассматривать картину.
— Куда вы смотрите? Вы меня слышите или нет?
Серафима нервничала. Еще немного, и бронзовая Гестия снова бы оказалась в ее руках.
«Ситуация сложная в психологическом аспекте: покойника не
воскресишь, да я и не Иисус Христос. Но стоит ли гробить жизнь молодой женщине? Что тут произошло, одному богу известно, вот пусть он и решает — как быть?!» — мужчина мельком глянул на хозяйку квартиры и снова перевел взгляд на картину.
— Скажите, а откуда у вас это?
— Муж у какой-то старухи купил. Я подарю вам ее, если поможете от трупа избавиться.
— Хорошо, хорошо! Не волнуйтесь, — он потрогал багет. — Как стемнеет, мы подъедем — лишние свидетели ни к чему. Картина плюс тысяча «зеленых». Устраивает?
Мужчина сказал это так, будто вынос мертвецов входил в прямые обязанности слесарей-сантехников. Серафима кивнула.